|
|
Globus in Net | Книги по интересам |
|
Заработать
sp: m:
Акадения управления
Цикл лекций по Общей Теории Управления
set:
|
18 Свенальд примчался в Киев на восходе дня и прямиком на двор княжеский.
– Се жена тебе, отец прислал.
– Ты погоди, Свенальд! – смутился Ярополк.
Сего не слышал воевода, поскольку уж скакал ко своему двору, настегивая плетью лошадь.
– Сиди пока, коли отец прислал… Сам в гридницу ушел, где боярский круг совет держал, кому же править тризну по княгине, коль старший рода Святослав не едет, а Ярополк для действ сиих еще не зрел.
– Да ты жива ли? – спросил он и покрывало сдернул. И в тот же миг забыл все хлопоты, и даже тризну… А у Свенальда возле самых врат пал верный конь, и хвост в репьях откинул. Лишь на мгновение Свенальд привстал на колено. – Эх, жаль, не добежал… Ну что ж, возьму другого.
Служанка старая, завидя господина, засуетилась, заохала: – Свенальдушко! Ой, батюшка, откуда? Без весточки, без знака! Ведь не ждала! И баню не топила… – Я в баню не хожу! Давно б пора зарубить на носу! – и сам засуетился воевода. – Да ведь забыла!..
– На сей раз в сече не был!.. – А что же весь в крови? Эвон, уж и засохла, и свежая… – Кто? Я в крови? Да ты совсем ослепла! – Нет, батюшка, да ты позри… Не кровь ли се? Позри, вон каплет… Ее-то отличу от пота, не первый год стираю. Позрел Свенальд, и в другой раз бы дался диву – откуда кровь пристала к одеждам, сапогам, лицу – до тела все промокло и впитывалось им? Однако же сейчас значенья не придал, махнул рукой. – Должно быть, от коня! Загнал его, тут у ворот лежит… Как будет время, на месте яму вырой и прикопай его.
– Добро, Свенальдушко!..
– Не до тризны мне… Простит княгиня. – А то куда? Иль печенеги снова подступили? – Отстань, старуха! И лучше собери припас… На долгий путь, солений, вяленины, два бурдюка с вином. – Ой, наконец дошло! – старуха рассмеялась.
– Да замолчи ты, дура! – вскричал Свенальд.
– Все уши прожужжала!..
– Так я скажу.
Тут воевода тоже рассмеялся, сел. – Ну и – сорока! Трещит, трещит!..
– Куда же взять? Ужель в поход? – служанка испугалась.
– Я не в поход, старуха. Ныне у меня праздник. Я домой иду! – А здесь-то что, не дом? Сто лет живешь… – В родную сторону, на землю отцов, где пуп резали! Душа поет! – умел бы петь Свенальд – наверняка б запел, но лишь скрипуче замычал, ровно бугай на воле.
– Не узнаю тебя… Ты будто помолодел опять, лет эдак сотню скинул.
– Эх, поняла бы ты!..
– Ты что же, батюшка, терял ее? Сторону родную? – Терял, старуха, – и снова замычал. – Мудрено говоришь… Иль в детство впал.
– Пора пришла, час пробил… – Ну, раз пора – ступай, – она уж не грустила – тосковала.
– Да не печалься! – взбодрил Свенальд.
– Мне ничего не надо, – руками замахала.
– Ты что несешь, старуха? Сказал же – в отчину иду! В другую сторону! А ты – селенье Смолокурня… – Дак что и я твержу! Се рядом от тебя! Ты же родился в Борках, на самом берегу, а Смолокурня чуть поодаль, за лесом сразу… Эх, уж ничего не помнишь! А я вот помню, батюшка… Как там сосною пахнет! Еще горючим камнем, овчарней… Вот вспомнила и кругом голова.
Свенальд, скрипя костями, встал, согнувшись, как горбун, немного постоял и снова сел. – Чем пахнет, говоришь? – Смолой сосновой… Да ведь у нас все смолокурни.
– Да я же родом с берегов других! – ровно зверь-подранок зарычал Свенальд.
– Ну что ты, батюшка, уймись, – сорока стрекотала.
– Нет, нет, – застонал Свенальд, – не верю я!..
– Каков мне прок-от врать? Нашарив в потайном кармане монету, воевода сжал кулак и злато впилось в длань.
– В сей час изведаю… Коль правду говоришь – позри.
Старуха мельком глянула и вновь застрекотала: – Как не знавала? Не токмо что знавала – в руках держала, и держу.
– А ну-ка дай позреть! – Сей миг достану!..
– Ну, шевелись, старуха! – Не вздумай подглядеть! И лучше отвернись, тогда достану.
Из темного угла хором, из-под старья и хлама служанка узелок достала.
– Се вот, гляди, – и три монеты поднесла.
На всех старухиных монетах был царь его земли – той стороны, где он на свет явился.
Долго смотрел Свенальд, потом очнулся. – Что же молчала?.. – А ты бы, батюшка, спросил! Я бы сказала… Самой-то заводить неловко.
– Сбирай, старуха… Но прежде дай мне одежды.
Он обрядился в белое, гребнем деревянным расчесал свои космы – старуха принесла зерцало. – Позри, помолодел! Сто лет как, не бывало!.. Я вспомнила, когда в последний раз ты эдак обновлялся.
– Ты не забыла, девка со Смолокурни: след хвост расчесать коню, прежде чем земле предать? – Да помню, батюшка Свенальд… Он вышел во двор, хотел позреть на небо, но брови косматые уж более не поднимались, тянули долу.
Да вот не проросло.
Древо Жизни… Потом он узрел причину: шаг стал короткий, не двигаются ноги, чтоб идти. Знать, конец пути… И все-таки к рассвету, заново перерыв весь двор, он отыскал зерно.
Так хоть сейчас полить! Авось еще взрастет… Склонившись над посевом, он грудью навалился на острие меча и ощутил, как теплая струя обильно окропляет землю… Князь же тогда, позревши, как ускакал Свенальд и канул за кручами Днепра, оборотился к своим гребцам: – Теперь и нам пора! Рубите чалки! – Да рано, Святослав! Воды не прибыло в порогах! Там, слышишь, камни шумят и птицы кликом извещают об опасности! – Воды не прибыло? Но воли полно! На ней и поплывем! Иль вам, сведомые, не свычно по морям и бурным рекам плыть лишь сей стихии повинуясь? – Добро же, князь, и поплывем! И обрубили чалки… Воля Днепра была сурова, и ладью, спешащую супротив волн, бросала то на камни, то на берег, а то назад откидывала: мол, одолейте путь еще раз, хватит ли силы, довольно ли решимости, чтоб пройти пороги? Ветрила и гребцы, и кормчий сам не дрогнули перед рекой и вынесли ладью из пенного потока.
Камней же за порогами не счесть… Орда, подобно волнам, несла суденышко по гребням мечей и пене стрел каленых; гребцы, оставив весла, взялись за иные греби и загребали супостата, как воду, буравя острым килем встречный поток.
Бывалые пловцы, гребцы лихие, табаня черную волну булатом, ломали греби и в порыве ярости гребли руками, сбивая гребни, но в пучине вод исчез последний корабельщик.
– Он нужен мне живым! Велю живого взять! Не смейте его ранить иль уязвить! Мне заплатят златом за голову его и кровь! Смотрите же, и капли не пролейте! И стая печенегов, подобно половодью, напирала снизу и мочила ноги своей смердящей кровью.
Печенежин Куря, внизу оставшись, все еще взывал: – Эй, степные лисы! Не позволяйте князю взойти на кручи! К вершине не пускайте! Оттуда он уйдет!. Но Святослав рвался наверх, сдирая с пути булатом черную коросту.
– Уйдет! Уйдет! – визг доносился снизу.
Не выдержал булат! Сначала задребезжал, как ослабевшая струна на гуслях, потом и вовсе лопнул.
Князь небу погрозил обломком: – Се ты, Перун, спалил мой меч! А был бы у меня священный дар Валдая!..
Великий волхв Валдай все зрел и в миг сей волхвовал.
Бывает грозен Свет! Трава молчания курилась, и дым уносило потоком света ввысь, и жрец чертогов хранил молчание. Однако Владыка Род нарушил его сам. – От лютой смерти я не в силах его избавить, – глас прилетел с небес.
– Но день твой на небесах равен тысяче лет земных.
– Явлю на землю Святослава – он все восстановит и расчистит.
Перун молчал, хоть и слышал голос Святослава.
На князя же набросили аркан, стянули горло! Тогда же, отшвырнув рукоять меча, он путы разорвал и вынул засапожник.
– Аз бога ведаю! – воскликнул к небесам и, руки распластав, вниз с кручи прыгнул.
А лебеди сего ждали: сбившись в плотную стаю, они крыла подставили и Святослава приняли, как Рожаницы принимают в пелену сотканную дитя из чрева матери.
– Я у богов просился, а теперь у вас.
Сего не слышал печенежин Куря и блажил: – Уйдет! Сейчас птицы унесут его! Стреляйте в лебедей! Стреляйте в лебедей! Да не уязвите князя! Мне его кровь нужна! И расступились птицы.
По грудь ему был Днепр. Тут печенеги, ладя из тел своих мосты, к нему полезли, замелькали веревки и арканы, завились петли в воздухе.
И бился так, покуда не источилась кровь… Воля Днепра и бурный поток его подхватили князя и вниз понесли по волнам – к морю, к Земле, где был его престол.
– Зажмите его раны! – катался Куря колобком по речным откосам.
– А нет ее уже! – кричали печенеги.
– О, горе мне!..
Главу отнявши княжью, злой и печальный Куря в котле ее сварил и, вынув череп, златом оковал.
– Что мне теперь хозяин скажет? Что сотворит со мной? Тебе-то все равно, ты еще придешь на белый свет.
Потом он череп снес своему хозяину и, кланяясь нижайше, подал. – Что это, раб? – спросил тот, кубок озирая. – Чаша, хозяин.
– Но почему пуста?! Как ты посмел мне поднести пустую чашу?! Что стану пить из этого сосуда? Где кровь Святослава? – Вся в Днепр ушла… А пить можно вино! – Чтоб я, высший рохданит, первая суть бога, вино лакал?! – и череп отшвырнул.
И босою ногою в грязи и струпьях ударил в Курино лицо… Прекрасная же полонянка, Дарина именем, очаровала Ярополка.
– О, дева! – восклицал.
Тешась полонянкой, он забыл о бабке – покойной княгине, которая в ожидании тризны лежала под землей во льду, а бояре, сходясь на свое вече, так и не решили, кто же станет хозяином на скорбном пире.
Когда ж известие пришло, что князь светоносный Святослав на Порогах в западню попал и будто в воду канул – лишь рукоять меча его нашли, и отчего-то Днепр с тех пор стал по ночам светиться – даже сему известию Ярополк не внял.
– Молва лукава, отец мой жив: позрите, какое диво мне прислал! И вкупе со своим дивом в лугах бродил, взявши ее за тонкую десницу, а своею сшибая пух цветочный и нектар – не головы врагов.
– Сии плоды, сей сок живительный есть мое семя.
Иль молча стоял под звездами, вскинув над главой в руках то существо, коему поклонялся. – Прими в себя свет звезд! Чтобы светиться вечно! Отец! Благодарю тебя за дар! Мне ведома его таинственная суть, которую я получил, когда ты свет покинул.
Позрев на увлеченье брата, на то, что Киев и земля без власти прозябает, древлянский князь Олег приезжал во стольный град и говорил: – Ты старший брат и старший рода! Но видя твои утехи, мне горько! Отец тебе златой престол оставил, чтоб Русь стерег.
Ярополк лишь рукой махал: – Да полно, брат! Ты лучше позри на полонянку, жену мою! И все упреки вмиг позабудешь. – И зреть не стану! Ужель не слышишь ты – рабичич в Новгороде с дядей своим, Добрыней, между нами кует вражду? А муж твой, Блуд, у сих кузнецов молотобоец! Ужели сговора не зришь? – Красу я зрю! И жажду ее творить в Руси.
И снова, взяв за руку Дарину, вел ее в леса, поля и плел венки на реках… Однажды рано утром, на заре, проснулась полонянка и ощутила, что в ее лоне бьется жизнь новая, неведомая – то брошенное семя дало первый росток! Радостью объявшись, она было заспешила в мужскую половину терема ходом тайным, дабы известить мужа Ярополка, но позрела у ложа своего волхвицу – старую Карнаю. – Зачем ты здесь? Кто звал тебя? – А я хожу незваной, – промолвила старуха и посох подала.
– Куда же мы пойдем? Я мыслила идти ко князю, мужу Ярополку.
– Не должен знать он этой вести… – Но почему?! Карная старая вздохнула и отвела печальные глаза. – Так ему легче… Ты пожалей его.
– Его ждет смерть? – Покуда нет… Но завтра он сразится с братом Олегом, потом с рабичичем, и тот убьет его.
– Надолго ли уйдем, Карная? И возвратимся ли? Когда? – А это смотря откуда зреть, – волхвица подобрала подол, клюку взяла и нож поправила, висящий на груди – в дорогу изготовилась.
И подала ей посох – тяжелый, медный, не истертый… Ура! Валдай – Вологда – Птичий путь, 1991 – 1998 г. Файл из библиотеки OCR Альдебаран: http://aldebaran.com.ru/
Сайт Сергея Алексеева: www.stragasevera.ru/ Поделись ссылкой на эту страничку с друзьями: |
оглавление