|
ГЛАВНАЯ | АРХИВ |
![]() |
2 Тревогу принесли ночные Стрибожьи ветры.
Боярин свечу затеплил и удалился за дверь, будто сам побитый.
И не жук-древоточец точил сердцевину – тоска бесплодия грызла княгинину душу… Лишь под утро унялись ветры, и время было вставать, да пришел наконец мимолетный сон.
– Отныне сей камень – престол тебе, – промолвил он. – Садись, позри, чем станешь володеть. А камень тот венчал надпорожную скалу, и на восточной его стороне был начертан знак Владыки Рода, знак света – суть свастика.
– Прочь! Прочь! – прокаркал он. – Се мой престол! Княгиня отступила – чудно услышать человечий голос от дикой птицы! – но князь Олег взбодрил и вложил в ее руки тяжелый медный посох. – Не бойся, дева, отними то, что принадлежит тебе.
Взяла она посох и чуть не выронила – настолько вместе велик да тяжек, однако замахнулась на птицу. – Поди же с моего престола, трупоядец! Но тут ворон исполчился на княгиню, взъерошился. – Я царствую на кручах! – дохнул он мертвечиной. – Уймись, жена.
Княгиня оглянулась, ища поддержки Вещего Гоя, однако тезоимец исчез с днепровских круч, ровно и не бывало никогда.
– Ступай-ка в Киев! И там сиди, старуха.
И тут он ухватился клювом за змейку, что венчала медный посох, и потянул к себе, да княгиня вдруг разгневалась, вырвала дар тезоимца у птицы. – Да как ты смеешь? Казнить и миловать – удел князей.
Княгиня замахнулась посохом, однако ж ворон подобрал крыла и предстал смиренным голубем. – Ну, не гневись, сестра, – заворковал благодушно. – Быть посему, уступлю Пороги.
Княгиня ударила посохом о камень и высекла искры. – Не смей тревожить раны! – Помилуй, матушка, – взмолился голубок. – Ты же явилась на Пороги власти поискать над Диким Полем.
– Меня Олег сажал, – княгиня смешалась. – Мой тезоимец, руки водитель… – Олег был Вещий князь, – проворковал голубь. – Да ведь он мертв! – Но – я-то жива! И дух Олега вошел в меня с его именем. – Жива, жива, – вдруг зашипел он. – И потому змея жива.
– Змея жива? – изумилась княгиня. – Я зрела: тиуны сего ползучего гада забили в землю и рассекли мечами. – Рассекли… Да токмо на закате змея срослась! – голубь встрепенулся и запрыгал по камню-престолу. – И теперь сидит на твоем посохе.
Золоченый гад, озаглавивший посох, сидел, разинув пасть, и сверкал навостренный ядовитый его зуб.
Княгиня отшатнулась. – Брось посох, – чаруя слух, прошипел голубь. – Брось его в воду, пусть же утонет гад в порогах, а ты вместе с этим знаком избавишься от рока… Ну, брось же, брось! Она повиновалась чарам, замахнулась, чтобы швырнуть тяжелый дар Вещего Гоя в шумящие под скалами пороги и вместе с этим знаком погрузить на дно свой рок, однако в последний миг сквозь шум воды ей голос послышался: – Се сон, княгиня, сон! Проснись! Она встрепенулась, выронила из рук серебряное зерцало и проснулась от его звона.
– Как жаль, – промолвила княгиня, – спросить не успела: к добру ли к худу сон?..
В тот миг у изголовья своего ложа княгиня узрела медный посох! Тот самый, что во сне привиделся: и золоченый гад щерил пасть, и заря кроваво играла в рубиновом оке… – Сон-то в руку… Страшась и дивясь, она огладила перевитую узорочьем медь и в сей же час пожелала изведать свой сон через гадалку на перстах.
– Твой князенька ныне с супостатом сразился.
– А чей же посох? – дивясь воскликнула княгиня. – В покои Претич никого не впустит… Откуда ж посох взялся? – Чей посох – мне не ведомо, – смешалась гадалка. – А означает он дальнюю дорогу.
– Что посох – знак пути, и мне известно, – вздохнула княгиня. – Муж мой – воин и с мечом идет, но не с посохом, как странник или волхв… Ступай с моих глаз! Не утешила ты меня… Да кличь ко мне Карнаю, она – ведунья, авось и скажет, кто мне занес в покои знак. Под брех собак собачьими же лазами в заплотах и окольными путями гадалка поспешила в Подол и после третьих петухов отыскала хоромину Карнаи. – Поди скорей, княгиня призвала! Сон толковать.
Карная спрятала древний свиток в окованный сундук, ключом замкнула, печать наложила и поставила обережный знак. – Мне ныне пора спать… Недосуг в княжьи хоромы ходить.
– А долго ли спать-то будешь? Ведунья бросила на горящие угли в противне сухое зелье, окурила жилище, затем свои руки. – Верно, до заката… Иль как луна взойдет. – Не стерпит, не дождется княгиня! Уже и сейчас гневлива… – Куда уж, стерпит… Княгинин сон – сие ли диво? Пустой!.. – На сей раз – в руку! Карная не спеша огни – сварожичи обратила в уголь, убрала в горшок – огницу, потянулась: – Чего же – в руку? – Да посох ей пришел! – испуганно промолвила гадалка. – В узорочье, но старый и змея золоченая.
Волхвица старая, Карная, чуть огницу в воду не уронила. – А ты сказала – сон! Не сон, а посох к ней явился! А сон при сем – пустой! Обрядилась Карная в оборчатый белый плащ, окрутила волосы главотяжцём и заспешила в терем.
– Не ведаю, – сказала наконец. – Знавала посохи… Сама ходила… А этот чей – ума не приложу… Кем подан был во сне? – Да Вещим князем! Карная посох отложила и замахала руками: – Чур, чур меня!..
– Мое имя – Ольга.
– Уволь, княгиня, – попросила Карная. – Сие мне не под силу.
– Хоть погадай! – взмолилась княгиня. – Боюсь, неправда будет, кривда, – Карная задумалась. – Будет тебе дорога, долгий путь.
– Сама старуха! Сто и двадцать лет… А я вдвое моложе! – Да будет, матушка, прости.
– Во сне мне грезилось, как черный ворон оборотился голубем и зашипел: “Змея – знак твоей смерти”, – поведала княгиня, сердясь. – Пустое се, – отмахнулась ведунья. – Змея – мудрость земная, путь к сей мудрости, дальняя дорога… Нет, не возьмусь судить.
– Ну так зови! – Покуда я доползу – изведешься, княгиня, – закряхтела Карная. – Тот волхв в Родне сидит.
Немедля гонец умчался в Родню, а княгиня и вовсе покой потеряла – заметалась от окна к окну, стуча посохом.
– Вставай-ка, матушка, пора.
– Кто ты, старче? Не волхв ли из Родни? – Ни, матушка, – ответил он. – Я Гой еси, птичий данник. – Чудно… Я не звала тебя.
– Не будет проку от него, – усмехнулся старец. – Знаю я волхва роднинского: слепой, глухой и горбатый.
– Сон вещий был, и с Вещим князем… – Ужели вещий сон? – отчего-то развеселился нежданный гость. – Поведай-ка, авось я растолкую! Любо мне сны разгадывать! В былые времена частенько призывали, покуда молод был… То дочь боярская, то дочка купеческая.
И засмеялся озорно, блудник старый! – Ой, не верю я тебе, – усомнилась княгиня. – Больно смешливый ты и одет-то – перышки… – Не смотри, во что одет! Знала б, что под одеждами! А по наряду не встречай, я птичий данник… Так что же привиделось тебе? Старец вдруг запустил руку под подушку и вынул спрятанное перо.
– Да как ты посмел? – возмутилась княгиня. – Верни перо! – Как бы не так! – воспротивился старик. – Мое перышко, я обронил.
Он вынул из котомки рубище и чудной кокошник, отороченный галочьими перьями, бросил в руки.
– Явился незваным и мне указ чинить?! Изыди вон! Эй, тиуны!.. Гой – старец ничуть не устрашился: – Ты хоть и княгиня, да птица-то не велика.
В этот миг в покои соколом влетел боярин Претич, покружил по светлице. – Звала ли, княгиня? – Звала, боярин! Выбей-ка из моих покоев гостя непрошеного! Претич еще раз огляделся, недоуменно пожал богатырскими плечами: – Кого, матушка, выбить? Укажи! – Да вот же он! – княгиня толкнула старца в грудь. – Гони взашей! – Не вижу, матушка… Нет никого в покоях! Вот токмо перышки лежат, – боярин растерялся. А старец стоял перед княгиней и надсмехался, и все толкал в руки простую одежину.
– Ладно, ступай, привиделось мне… Претич в недоумении вышел из покоев. – Ну, будет, старуха, двор смешить, – сказал Гой. – Одевайся да идем.
– Старуха?! – взъярилась княгиня, схватывая со стены зерцало. – Ужо вот я тебе!.. Замахнулась на Гоя да и остолбенела: старец стоял с ее посохом в руке и глядел через плечо взглядом острым, молодым, соколиным! И таким знакомым! Токмо где видела, когда – никак не вспомнить… – Кто же ты есть? Чей посланник? – теряя самообладание, спросила княгиня. – Известно чей!.. – недовольно пристукнул посохом гость. – Был знак Владыки – на восходе солнца взять тебя и увезти на реку Ра.
– Кто сей Владыка? Кто вздумал мною управлять? Или не ведает мой норов? Я же княгиня, жена Великого князя! – Все ведают твой норов, – пробубнил Гой. – Никто не спорит: ты княгиня… Да как бы ни было – ты внучка Рода. Княгиня рассмеялась и бросила зерцало на постель. – Ах вот кто прислал тебя!..
– Слыхал я, будто ты мудра, – вздохнул старец. – А ты на самом деле глупа, как всякая бездетная жена, сварлива.
И снова глянул соколом! – Ужели я старуха? – она пролепетала. – Да ведь не молодка! Инно по другому бы говорил с тобой… Соколиный взгляд достал глубин души, и ровно когти впились в сердце.
– Не время мне ходить на реку Ра, Киев оставлять не время.
Гой – старец погрозил посохом: – Я вот тебе, управительница!..
– Как же рубежи? – уже беспокойно спросила княгиня. – Каждое лето по семужью то печенеги, то хазары землю воюют.
– Ох, слепота! Ох, тьма-тьмущая! – загоревал Гой. – Слышала ли ты от Вещего Гоя о тропе Трояна? – Будто бы слыхала… – Так вот, едва ступим на сию тропу – Русь заключится в обережный круг.
– Не подослан ли ты хазарами? – вдруг усомнилась княгиня. – Уж больно выманить из Киева хочешь! – Довольно! – ударил посохом Гой. – Возьму за косы да силою умчу! Отвечай мне, добром пойдешь или тащить тебя? Княгиня вскинула очи и отшатнулась: ярое соколиное око старца горело огнем.
Уж не тот ли сокол, что к звездам летал, пущенный юным ловцом когда-то?.. Не выдержала княгиня, подломилась: – Признаюсь, старче… Нельзя мне из Киева уходить! Кто встретит мужа из похода? Кто обласкает, взор его утешит?..
– Так я и знал! – сверкнул очами птичий данник. – Ты не хазар боишься.
– Рок? Мой рок? Ужели час настал?..
– Давно бы так, – вымолвил старец. – Притомила ты меня, матушка… – Каков же мой рок? – несмело спросила княгиня. – Ты пришел, чтобы исполнить… Ты знаешь судьбу мою? В чем же суть рока моего? – Ну уж не мужа тешить, – хмыкнул Гой и, помедлив, добавил: – А княжий род продлить… Иль не жена ты князю? – Что изрек ты, старче?! – вскричала и взмолилась княгиня. – Не ослышалась я?! Мне княжий род продлить?! – Тебе, тетеря глухая, – проворчал птичий данник. – Не ты ли жаждала зачать наследника? Не ты ли взывала о сем ко всем богам и всем кумирам жертвы возносила?..
– Без веры! – искренне призналась княгиня, стараясь схватить руку старца. – Потому и отринула! Сколько же можно просить богов о чаде? – Вот и дождалась, – сказал Гой. – Жребий пал на тебя. – Да поздно! Поздно! – закричала она. – Я стара! И чрево мое – пусто! Неплодородно! – Исполнись веры, – строго вымолвил старец. – Чем старше мед, тем и хмельней, сие давно известно.
Боязливой рукой она коснулась посоха. – Неужто вещий сон – знак продления рода? И посох мне явился… – Не ведаю и ведать не желаю, – проворчал Гой, доставая из котомки железный пояс. – Я всего лишь Гой и птичий данник.
Княгиня, ликуя и страшась, ступила к старцу, и тот ловкой рукой опоясал чресла княгини железным поясом и не велел снимать. Сей запрет означал, что отныне чрево княгини Ольги принадлежит только богу Роду, коего теперь в Руси называли – дедушка Даждьбог. И священную реку Света, Великую реку Ра теперь именовали – Волга, что значило лишь бегущую воду, то бишь, ничего не значило… Хоть видом стар был птичий данник, но скор на ногу и проворен.
– Чудные кони! – только и молвила княгиня.
– Какие есть! Других не припасли. И мчались эти кони, ровно птицы, едва легкими копытами земли касались, но Гой все одно нахлестывал их перовой плетью и оком соколиным в небо косился, ровно кого-то поджидал… Весь день и ночь напролет скакали они с холма на холм, от излучины речной да к омуту, от омута – к порогу.
К утру лишь притомились сии кони, да на пути уж восстал богатый боярский двор – величавый терем о множестве окон, и все на воду глядят.
– Моя избушка! Эвон, покосилась, скривилась вся… Да я ведь и не князь, а птичий данник, мне и косой довольно! Гой соскочил с коня, забывши о княгине, стремглав бросился на двор и давай с овина снопы снимать да молотить зерно и рассыпать его всюду.
– Ты что же творишь, старче? – подивилась княгиня. – Зачем рожь посеял там, где не пашут? – Не сею я, а дань плачу, – ответствовал старик, выжимая пропотевшую рубаху. – Господ своих жду, вот-вот явятся, а у меня с осени недоимки. – Чудно здесь все… Не свычно, как во сне.
– Се верно, – подтвердил старик, занимаясь делом. – Ты сейчас покуда меж небом и землей.
Тут в небе послышался далекий лебединый крик, и Гой, отбросив цеп, достал снопы заветные – весь колос золотой! – околотил их о колоду и околотью той наполнил деревянную чашу.
– В сей миг, светлейшие! Добро пожаловать! Поспел, все обрядил по чину.
И зоревое небо в тот же час украсилось высоким лебединым клином.
– Отведай, господин! Откушай, князь светлейший! И дань возьми, как прежде брал: от колоска по зернышку, по горсти от снопа.
Лебединый князь поклонился Гою и не спеша вкусил зерна – всего и клюнул раз, но доволен остался, взбил крылами и словом птичьим возвестил свой народ, что можно дань имать.
– Ну и чудно! – иного слова княгиня сыскать была не в силах. – Невиданно, чтоб птицам дань давали… – Заладила! Чудно, чудно… – заворчал старец. – Живешь в Руси уж столько лет и не видала.
Тут птичий данник чинно удалился и с почтением ко князю лебединому обратился: – Не возьмешь ли с собой, господин, женку-княгиню? Уж она тиха да скромна невиданно, не обременит ни тебя, ни стаю твою.
Князь гордо держал свою голову и помалкивал.
– Ты, батюшко, летая над землей, соединяешь то, что вовек не соединится – две Великих реки! Ты Свет по земле разносишь, чтоб во Вселенной было вровень Света: несешь его на Север, а с Севера – на Юг.
Кивнул нехотя владыка лебединый, – дескать, так тому и быть, возьму, – отчего птичий данник просиял и вывел из конюшни своей трех вороных жеребцов с огненными копытами: один под седлом, два подводных, – и велел княгине скакать за лебединым клином.
Лишь белые птицы простились с Гоем и взмыли в небо, княгиня на коня вскочила, но птичий данник взял под уздцы и глянул соколом. – Езжай, Дарина! Мы свидимся еще. И плетью нахлестал коня. Понес ее вороной с холма на холм, сигая через реки малые, прорыскивая поля широкие и леса темные, а всадница того и не ведала, ибо не могла отвести взора от птичьего пути.
Не зрела она и того, как ветер встречный выглаживал морщины, складки на властном лице, и как отвевал седые пряди из густых косм да сдувал медную зелень с посоха, роняя эту пыль на землю и дерева.
Так минул день, другой; на третий конь вороной под княгиней истер об оземь свои огненные копыта и пал замертво.
И побрела княгиня пешей, едва волоча тяжелый посох.
У воды взволнованной увидела она чудные хоромы: стены все из резного узора – рыбы да птицы меж собой переплелись, а кровля из чешуи золотой и серебряной.
– Мне токмо и дел – возить княгинь через моря!..
Князь лебединый и строжился, и покрикивал, и крылом бил, волнуя воды – старуха на своем стояла: – Эка невидаль – княгиня! Я и сама не из простых.
Разгневался на старуху птичий князь, на берег взошел и, шею вытянув, забил крылами.
– Твоя взяла, веревочная шея, – сдалась старуха. – Свезу уж княгиню… Покуда лебеди имали дань плотвичкой да корюшкой мелкой, их данница сеть выметала в море и поймала рыбину большую – белугу.
– Поехали, матушка! Н-но! Белуга хвостом ударила, заревела истошно и помчала ладью по волнам.
– Н-но, н-но, родимая! Вынеси! Уж вот я покажу тебе, веревочная шея, кто скорей за море улетит! Княгиня прилегла на дно ладьи, укрылась кожушком из рыбьей кожи и заснула: укачала зыбь, заворожил бубенчик под дугой.
– Где же мы? – спросила княгиня. – А волок, матушка, волок, спи давай! – старуха погоняла рыбу. – Чем дольше сон – путь короче. Не заметила княгиня лукавого старушечьего глаза, поддалась искусу, перевернулась на другой бок и вновь заснула.
– Верно ли плывем? – испугалась княгиня. – Не сбились ли с пути птичьего? – А разве не видать лебедей-то? – беззаботно спросила старуха. – Не видать! Буря черная кругом! – Знамо, обогнали мы шею веревочную! – похвасталась птичья данница. – Передом идем! Н-но! – Знаешь ли дорогу? – засомневалась княгиня. – В такую непогодь не летают птицы! – Где им летать? – засмеялась царица вод. – Одной мне и можно по бурному окияну плыть! – Стой, старуха! – велела княгиня. – Не поплывем далее, покуда птиц не увидим.
– А где он, Путь то сей? Кто его знает? – Куда же мы плывем?! – Известно куда – за море! Н-но, тяни, родимая! Ох и любо мне на волнах покачаться! Княгиня ударила посохом да пробила днище ладьи, вода потекла. – Останови ладью! На берег возвращайся! – Ты больно-то не постукивай тут! – возмутилась старуха. – Ладья и так ветшалая.
– Всяк, кто в моих землях живет – слуга мне! – заявила княгиня. – Делай, что ведено! – А я не в землях живу – в море! – старуха засмеялась. – И ты мне не указ! – Что в землях, что в морях – все одно на Руси! А я – Великая княгиня! Старуха острогу бросила, засмеялась так, что с плаща ее синего чешуя посыпалась.
– Великая?! – стонала птичья данница, царица вод. – Се ты – Великая? Ох, умру!..
– Меж небом и землей! – княгиня возмутилась. – Ты бы гребла, а не учила! Эвон волны бьют! Возьми кормило! Ведь опрокинет нас! Инно вот я тебя!..
– Полно лютовать-то, матушка, на, черпай воду, – сказала со вздохом старуха и ковшик подала. – Не то и впрямь потонем… Знаю я, куда ты и зачем помчалась по Птичьему Пути.
Оборот такой словно подломил княгиню; взяла она ковш, стала черпать, а старуха вдруг призналась: – Не обессудь уж, княгиня, пытала я тебя.
– Ослепла я? – княгиня огляделась. – Да нет же, вижу: море бурное и тьма на небе… – Была бы зряча, грозить не стала – сама б по-зрела Птичий Путь.
В тот миг увидела княгиня – ладья бежит по волнам вслед за лебединым клином, небо чистое, высокое, и не море бурное окрест, а речка едва лишь рябится под ветерком, и вода светлая, солнечная – каждый камешек на дне сияет. – Незряча, матушка, незряча, – старуха горевала – И что в мире творится? В который раз светлейшие князья приходят на Русь править, а минет срок короткий, глядишь, и взор померк.
– А боги постарели, – призналась она. – Коль Род стал дедушкой, Даждьбогом, то силу свою утратил.
– Зришь ли, матушка, где ныне стоишь? – спросила старуха. – На каком Пути? – Места я узнаю, – огляделась княгиня. – Должно быть, плывем мы по реке Ра к истоку… – Беда, беда, – старуха простонала, погоняя белугу. – И тяжко же бродить в потемках.
Подробнее, заказать |
Читать книги |
Поделиться ссылкой: |